24. Леопарды и газели

Киннитан застонала:

— Ох, почему мне так плохо?

Избранная Луан хотела ударить одну из служанок, но та ловко увернулась, и рука госпожи лишь скользнула по ее темным волосам.

— А ну шевелись! Что ты вытворяешь, ленивая ящерица? Салфетка совсем высохла! — прикрикнула Луан и сильно ущипнула девушку за руку. — Беги, принеси воды для госпожи Киннитан!

Рабыня поднялась, наполнила чашу водой из фонтана, негромко журчавшего в углу комнаты, вернулась обратно и приложила мокрую салфетку ко лбу Киннитан.

— Не знаю, дорогая, — ответила Луан на вопрос Киннитан, словно и не гневалась минуту назад. — Возможно, это приступ лихорадки. Я уверена, ничего страшного. Нужно молиться и пить цветочный чай.

Но было заметно, что ее тревожат не только страдания Киннитан. Она беспокойно оглядывалась, словно ожидала чьего-то появления.

— Я думаю, дело в питье, которое мне дают каждый день. Оно всегда так действует, — предположила Киннитан. Она попыталась сесть, застонала и упала обратно на подушки. Не стоило зря тратить силы. — Ах, Луан, я ненавижу этот напиток, мне плохо после него! Может быть, меня хотят отравить?

— Отравить тебя? — Луан уставилась на девушку и вдруг рассмеялась неприятным хриплым смехом. — Моя сладенькая малышка, если бы автарк захотел твоей смерти, ты умерла бы вовсе не от яда, а от чего-нибудь намного…

Луан вдруг побледнела и замолчала.

— О чем мы говорим? — после паузы заговорила она совсем другим тоном. — Будто наш возлюбленный автарк, да славится его имя, может хотеть твоей смерти. Ты ничем не заслужила его недовольство. Ты хорошая девочка.

Киннитан вздохнула и попыталась убедить себя, будто Луан права. В целом ее ощущения не напоминали признаки отравления — так ей, по крайней мере, казалось. Ничто не болело, она не чувствовала дурноты. У девушки был прекрасный аппетит, и она хорошо спала; правда, слишком долго и слишком крепко. И все равно — что-то здесь не то.

— Ты абсолютно права, Луан. Ты всегда права. — Она зевнула. — Надо сказать, сейчас я чувствую себя лучше. Пожалуй, пойду в свою комнату и посплю. Что я валяюсь здесь и мешаю тебе?

Луан почему-то испугалась и запротестовала:

— Нет-нет! Ты должна погулять со мной. Давай пройдемся по Благоуханному саду. Это самое лучшее для тебя, надо немного развеяться.

Киннитан прожила в обители Уединения достаточно долго, чтобы понять: Луан обеспокоена. Почему она зовет Киннитан в Благоуханный сад, ведь он находится в дальнем конце обители Уединения? Удобнее отправиться в сад королевы Содан.

— Да, пожалуй, я могу пойти, — согласилась девушка. — А ты Уверена? Может быть, у тебя есть дела?

— У меня нет более важных дел, чем твое здоровье, моя милая. Пошли.

В Благоуханном саду было жарче, чем в комнатах, но навесы, установленные на высоких стенах, давали достаточно тени. Воздух, пропитанный ароматами мирта и роз, приносил облегчение. Киннитан почувствовала себя гораздо бодрее. Луан изливала свои мелкие обиды и жалобы таким взволнованным голосом, словно была юной девушкой. Сегодня она чаще, чем обычно, цеплялась к слугам. Она так яростно набросилась на туанку, задевшую ее локоть, что несколько других гулявших по саду женщин — жен автарка и их служанок — уставились на них, а сама туанка, обычно безразличная ко всему, вдруг показала зубки, словно хотела укусить.

— Ой, совсем забыла, я вчера оставила свою любимую шаль вон в той беседке. — Луан показала на вход с навесом между двумя рядами живой изгороди. — Но мне так жарко, что я, пожалуй, присяду на скамейку. Не окажешь мне любезность, Киннитан? Сходи за ней. Она розового цвета, ты ее узнаешь.

Киннитан колебалась. Что-то в лице Луан ее настораживало. Девушка вдруг перепугалась.

— Твоя шаль?… — переспросила она.

— Да, пойди и принеси ее, пожалуйста. Она там. — Луан снова показала на беседку.

— Ты оставила ее?…

Киннитан застыла в нерешительности. Луан очень редко бывала в этом саду, к тому же было слишком жарко. Зачем в такую погоду брать с собой шаль?

Луан наклонилась к Киннитан и произнесла угрожающим шепотом:

— Просто пойди и возьми ее, глупая девчонка! Киннитан подскочила от неожиданности. Никогда прежде она не боялась Луан.

— Да-да, конечно.

Около беседки она невольно замедлила шаг, прислушиваясь, не прячется ли в кустах убийца. Но зачем Луан прибегать к столь грубым мерам? Может быть, автарк решил, что Киннитан больше ему не нужна? Может быть, внутри ее поджидала молчаливая Мокори — печально известная главная душительница?

Впрочем, Киннитан не настолько важная персона, а значит, убить ее поручили бы кому-нибудь вроде так называемой «садовницы» Таниссы. Киннитан обернулась, но Луан разговаривала со слугами и смотрела в другую сторону. Голос ее звучал слишком громко и взволнованно.

Нервы Киннитан натянулись, словно струны лютни. Когда из тени появился мужчина, она негромко вскрикнула.

— Тихо! Мне кажется, вы ищете вот это, — сказал он, протягивая ей шаль из чудесного шелка. — Не забудьте ее, когда будете уходить.

— Джеддин! — Киннитан поспешно прижала ладони к губам и уже тише спросила: — Что вы здесь делаете?

Настоящий мужчина в обители Уединения!… Что будет с ним, если их поймают? Что будет с ней?

«Леопард» заслонил выход, отрезая Киннитан путь к отступлению. Она в отчаянии оглядела крошечное помещение. Там не было ничего, кроме низкого стола и подушек. Не было и второго выхода.

— Я хотел увидеть вас, — произнес Джеддин. — Хотел… поговорить с вами.

Он подошел ближе, схватил Киннитан за локоть и увлек ее в глубь беседки. Сердце Киннитан так колотилось, что у нее перехватило дыхание. Она чувствовала, как Джеддин сжимает ее руку. Если бы он перебросил ее через плечо и потащил куда-нибудь, она не смогла бы сопротивляться. Только кричать. Впрочем, она не сделала бы и этого — ведь неизвестно, каковы будут последствия.

— Я не задержу вас надолго, — сказал он. — Придя сюда, госпожа, я отдал в ваши руки свою жизнь. Вы не подарите мне несколько минут?

Он смотрел на Киннитан так пристально, так сосредоточенно, что она отвела взгляд и снова почувствовала жар и лихорадку. Уж не дурной ли это сон? Может быть, она сошла с ума от эликсира, что ей давали священники? Но нет, Джеддин по-прежнему стоял перед ней, огромный, сильный и красивый, словно статуя в храме.

— Чего вы от меня хотите? — спросила Киннитан.

— То, чего я не могу получить. — Он выпустил ее руку и сжал кулаки. — Я… я не в силах не думать о вас, Киннитан. Мое сердце разрывается. Ваш образ преследует меня даже во сне. У меня все валится из рук, я обо всем забываю…

Она отчаянно покачала головой. Теперь ей стало по-настоящему страшно.

— Нет. Нет, это… — пробормотала она и сделала шаг ему навстречу, но тотчас передумала: Джеддин готов обнять ее, прижать к себе — и тогда ей не вырваться из крепких объятий. — Это просто безумие, Джеддин… капитан. Даже если мы забудем, зачем я здесь и кто привез меня сюда…

Она застыла, услышав снаружи какой-то шум… Но это всего лишь две жены автарка играли в какую-то игру и пронзительно кричали.

— Даже если мы все это забудем… — повторила Киннитан. — Вы ведь совсем меня не знаете. Вы видели меня два раза!

— Нет, госпожа, не так. Когда мы оба были детьми, я смотрел на вас каждый день. Только вы по-доброму относились ко мне в те дни. — Лицо его стало необыкновенно серьезным. Не опасайся Киннитан за свою жизнь, она бы засмеялась. — Я знаю, что поступаю неправильно, но для меня невыносимо думать, что вы будете… принадлежать ему.

Она отрицательно покачала головой, желая одного: поскорее уйти отсюда. В командире «леопардов» было нечто такое, от чего у нее начинало щемить сердце. Киннитан хотелось его утешить. Были и другие чувства, но страх возобладал. Чем дальше, тем больше она ощущала себя добычей, за которой гонится свора собак.